Врата ночи

   см. Les Portes de la nuit

  Врата ночи

   1946 – Франция (120 мин)

     Произв. Pathé Cinéma

     Реж. МАРСЕЛЬ КАРНЕ

     Сцен. Жак Превер по его же балету «Свидание» (Le rendez-vous)

     Опер. Филипп Агостини

     Муз. Жозеф Косма

     Дек. Александр Тронер

     В ролях Ив Монтан (Диего), Натали Натье (Малу), Мади Берри (мадам Кенкена), Пьер Брассёр (Жорж), Дани Робен (Этьеннетта), Серж Реджани (Ги Сенешаль), Габриэль Фонтан (старуха), Жюльен Каретт (Кенкена), Сатюрнен Фабр (Сенешаль), Жан Вилар (Судьба), Реймон Бюсьер (Реймон Лекюйе), Сильвия Батай (мадам Лекюйе), Жейн Маркен (мадам Жермен), Фабьен Лори (уличный певец).

   Суровой зимой 1945 г. боец Сопротивления Диего среди ночи приходит в квартал Барбес, чтобы сообщить о смерти своего товарища по оружию Реймона его вдове. Однако в ее доме Диего обнаруживает Реймона целым и невредимым. Друзья бурно празднуют встречу. Той же ночью Диего знакомится с Малу, которая тут же становится для него «самой красивой девушкой на свете». Это сестра Ги – того, кто выдал Реймона. Ги все вокруг считают героем. Столкнувшись с Реймоном, которого он «сдал» немцам, Ги чувствует себя униженным и мстит, сообщая мужу Малу Жоржу об измене жены. Обезумев от ревности, Жорж убивает жену. Ги бросается под поезд, а Диего с опустошенным сердцем уезжает.

   ►  Последнее порождение поэтического реализма ― направления, созданного Карне и Превером. То же уплотнение времени, что и в фильме День начинается, Le Jour se lève. To же роковое переплетение персонажей и судеб, что и в Набережной туманов, Quai des brumes. Диалоги Превера более литературны, чем обычно; никогда еще их аллегоричность и символизм не были настолько очевидны ― особенно в устах метафизического клошара (Судьбы), сыгранного Жаном Виларом. В последний раз мы видим фильм, где музыкальный текст Превера сочетается с лиризмом Космы и зрительными образами дымов, туманов и теней, которые обожал Марсель Карне. Пессимизм обоих авторов (более общительный и бодрый у Превера, более основательный и безысходный у Карие) смешивается внутри сюжета, в котором доминирует визуальный образ станции метро «Барбес» – знаменитой декорации, выстроенной в студии Тронером. Этот островок реализма затерян посреди «ничьей земли», где вечно царит ночь и светит луна; в этой земле нельзя с уверенностью опознать ни Париж, ни какой-либо иной город. Чем дальше мы отдаляемся от самой станции, тем более абстрактными становятся декорации, тем больше они превращаются в обычный задник, подобно Средневековью Вечерних посетителей, Les Visiteurs du soir, на фоне которого происходит бешеная пляска проклятых, всегда торжествующих над невинными и чистосердечными людьми.

   Фильм с треском провалился в прокате. Как правило, эту неудачу приписывали замене Габена и Марлен Дитрих (они предпочли сняться в Мартене Руманьяке, Martin Roumagnac, которым Габен безумно дорожил) на дебютантов Ива Монтана и Натали Натье. Упрек, несомненно, справедлив. Однако надо отметить, что равновесие фильма нарушено не самим этим смелым выбором, а его последствиями. В устах бесцветных актеров, к тому же лишенных легендарного статуса, поэтические диалоги Превера звучат плоско и бессодержательно (Карне, должно быть, горько сожалел, что не потребовал переписать их под новых актеров). Большая часть выразительной силы и драматургического воздействия фильма неожиданно переходит к «мерзавцам», самым мрачным персонажам (Брассёр, Сатюрнен Фабр, Реджани: последние двое, по сюжету – отец и сын, грандиозно играют подлость и чудовищный эгоизм).

   Наконец, еще одно последствие этого выбора: из-за него пессимизм 2 авторов не дополняет друг друга, как прежде, но оказывается акцентирован, сгущен до карикатурности. Конечно, в этой мрачности есть своя выразительность и даже фантазия, но надо полагать, что зрители 1945 г. не хотели даже и слышать о ней. Они обожали эту мрачность до войны, находя ее ― увы! – обоснованной историческими событиями, но теперь они предпочитали иной реализм: пробуждающий надежду (как, например, в фильме Битва на рельсах, La Bataille du rail) или, в противоположном регистре, жесткий, принципиально антипоэтичный, антиромантический реализм Клузо. Как бы то ни было, этот фильм стал последней значительной работой в кинематографе для Превера, очень разочарованного его провалом. Врата ночи во всех отношениях, и по внешним своим качествам, и по зрительской судьбе, являются настоящим «эндшпилем».

   БИБЛИОГРАФИЯ: Marcel Lapiene, Aux portes de la nuit, le roman d'un film de Marcel Carné, La Nouvelle Edition, 1946 – рассказ о рождении, съемках и прокатной судьбе фильма. На манжетке, в которую был обернут каждый экземпляр, было написано: «Вся правда о самом противоречивом фильме года». Сценарий и диалоги опубликованы в издательстве «Gallimard» в 1990 г. вместе с Преступлением мсье Ланжи, Le Crime de Monsieur Lange.

  Именины Анриетты

   1952 - Франция (118 мин)

     Произв. Regina-Filmsonor (Арис Низотти, Пьер О'Коннел)

     Реж. ЖЮЛЬЕН ДЮВИВЬЕ

     Сцен. Жюльен Дювивье, Анри Жансон

     Опер. Роже Юбер

     Муз. Жорж Орик

     В ролях Дани Робен (Анриетта), Мишель Оклер (Морис), Луи Сенье, Анри Кремьё (два сценариста), Хильдегард Нефф (Рита Солар), Мишель Ру (Робер), Каретт (Фикар), Даниэль Ивернель (инспектор Массаро), Мишлин Франсей (Николь), Сатюрнен Фабр (Антуан), Одетт Лор (Валентина), Жаннетт Батти (Жизель), Полетт Дюбо (мать Анриетты).

   2 сценариста узнают, что их последняя работа отвергнута цензурой, и берутся за новый проект. 1-й сценарист благоразумнее, логичнее и реалистичнее коллеги; он слегка сентиментален и любит хэппи-энды. 2-й, постоянно страдающий от тирании и придирок первого, мыслит одними штампами и мечтает о нелепых театральных ходах, погонях в экзотических местах и о Судьбе, подбрасывающей в каждой сцене то драматический поворот, то новый труп. Они работают и спорят, отталкиваясь от следующей сюжетной канвы:

   Молодая швея Анриетта воображает, будто ее жених-фоторепортер попросит ее руки 14 июля, в день ее рождения и именин. Однако, начав день с Анриеттой, молодой человек исчезает под вымышленным предлогом и отправляется к наезднице, героине его последнего репортажа. Та увлекается мимолетными связями, и вскоре фотография репортера находит свое место среди десятков других карточек в ее коллекции. Анриетта с досады флиртует с мелким мошенником, которого принимает за летчика из богатой семьи. Вечером мошенник попадает под арест, а фотограф находит Анриетту у собора Сакре-Кёр. Во время праздничного салюта он делает ей предложение.

   ► Вопреки тому, что может показаться на 1-й взгляд, Дювивье не пытается образно показать процесс написания сценария. Соавторство 2 экранных сценаристов на самом деле не является таковым; это даже не пародия на соавторство. Один (Луи Сенье) кажется абсолютно уверенным в себе, единолично управляет судном и не принимает даже десятую долю предложений 2-го (Анри Кремьё), которого, судя по всему, держит за клинического идиота. (И в самом деле последнему зачастую не хватает здравомыслия: прочитав в хронике происшествий о событиях, повторяющих фабулу Похитителей велосипедов, Ladri di biciclette и Мирка дона Камилло, Le Petit monde de Don Camillo, он заключает, что тут нет ничего интересного для фильма). Присутствие 2 сценаристов прежде всего позволяет Дювивье показать публике 2, а то и 3 фильма в одном, если считать сцены неудачных попыток сотрудничества между авторами.

   2 фильма в одном: плохой (написанный героем Кремьё) и не столь плохой (написанный героем Сенье), хотя и далеко не идеальный. Их разделяет радикальное отличие в статусе: все фантазии Кремьё сняты в наклонном ракурсе. Подлинную оригинальность фильм приобретает, когда фантазии эти позволяют Дювивье смеяться над собой, изгонять собственные навязчивые идеи, создавать карикатуру на собственную склонность к пессимизму, на интерес, к патологическому поведению, необычным декорациям, жестким перипетиям, роковым встречам с Судьбой. Иногда фильм очень точно пародирует Под небом Парижа, Sous le del de Paris, 1950. В то же время Дювивье рисует карикатуру на мании некоторых своих младших товарищей - например, Карне, - вводя, в частности, персонаж ложного слепца, символизирующего Судьбу (хлесткая аллюзия на Врата ночи, Les Portes de la nuit).

   3 фильма в одном, и 3-й - самый интересный. Он дает 2 превосходным актерам (Сенье и Кремьё) возможность хотя бы раз стать настоящими звездами. Он стимулирует разрушительное вдохновение Жансона, решившего по этому случаю распотрошить весь кинематограф в целом: простоватый стиль хэппи-эндов, новомодные штампы, рисующие мрачную безысходность, а также роль цензуры, которая либо кастрирует художников, либо превращает их в лицемеров. В конце концов, гуманистический и нравственный итог, который подводит это радостное и едкое развлечение с весьма оригинальной конструкцией, оказывается глубоко негативным. И мы понимаем, что Дювивье в очередной раз посмеялся (в том числе - и над самим собой), что он делать очень любил.

   N.В. Один эпизод с точностью воспроизводит зал, кулисы и огромные хоры кинотеатра «Гомон-Палас» - парижского храма кинематографа, не дожившего до наших времен. Отдаленный ремейк Ричарда Куина: Париж, когда в нем пекло, Paris - When It Sizzles, США, 1964.

  Нетерпимость

   1916 - США (14 частей)

     Произв. The Triangle Film Corporation

     Реж. ДЭЙВИД УОРК ГРИФФИТ

     Сцен. Д.У. Гриффит

     Опер. Билли Битцер

     Дек. Фрэнк Хак Уортмен

     В ролях Лиллиан Гиш (женщина у колыбели).

   Современная часть: Мей Марш (Возлюбленная), Фред Тёрнер (ее отец), Роберт Хэррон (молодой человек), Сэм де Грэсс (Артур Дженкинз), Вера Льюис (Мэри Т. Дженкинз), Мэри Олден, Пёрл Элмор, Люсилль Браун, Лурей Хантли, миссис Артур Мэкли (Преобразовательницы), Мириам Kупep (Покинутая), Уолтер Лонг (Трущобный Мушкетер), Том Уилсон (полицейский).

   Иудейская часть: Хауард Гей (Христос), Лиллиан Лэнгдон (Мария), Ольга Грей (Мария Магдалина), Гюнтер фон Рицау, Эрих фон Штрохайм (фарисеи), Бесси Лав (невеста из Каны), Джордж Уолш (жених из Каны).

   Французская часть: Марджери Уилсон (Кареглазка), Споттисвуд Эйкен (ее отец), Эжен Паллетт (Проспер Латур), Рут Хэндфорт (мать Кареглазки), Э.Д. Сиэрз (торговец), Фрэнк Беннетт (Карл IX), Максфилд Стэнли (герцог Анжуйский), Джозефин Крауэлл (Екатерина Медичи), Джорджиа Пирс (= Констанс Талмидж) (Маргарита де Валуа), Джозеф Хенэбёри (Колиньи), Моррис Леви (герцог де Гиз), Хауард Гей (кардинал Лотарингский).

   Вавилонская часть: Констанс Талмидж (Девушка с гор), Элмер Клифтон (Рапсод), Алфред Пэджит (Валтасар), Сина Оуэн (Аттанея, Возлюбленная Принцесса), Карл Стокдейл (царь Набонид), Талли Маршалл (первосвященник Бела), Джордж Зигманн (Кир), Элмо Линколн (Гобир, силач), Милдред Хэррис, Полин Старк, Уинифред Уэстауэр (фаворитки из гарема).

   Напомним, что фильм носит 3 подзаголовка: «Борьба любви сквозь столетия», «Солнечная игра эпох» и «Драма сравнений».

   СОВРЕМЕННАЯ ЧАСТЬ: США. 1914 г. Молодой человек, его возлюбленная и женщина, покинутая любовником, поселяются в окрестностях очень бедного городка после кровавых событий, произошедших во время забастовки на фабрике Артура Дженкинза. Женившись на своей возлюбленной, молодой человек бросает подполье и отдает револьвер бывшему шефу, Трущобному Мушкетеру. Но тот готовит для него ловушку. Когда молодой человек выходит из тюрьмы. Мушкетер, неровно дышащий к его жене, предлагает помочь ему найти ребенка, которого забрали «Преобразовательницы» - группа, финансируемая Дженкинзом. Мушкетера убивает брошенная любовница. При этом она стреляет из револьвера юноши. Юноша схвачен и приговорен к смерти. В последний момент признание настоящей убийцы помогает ему избежать казни.

   ИУДЕЙСКАЯ ЧАСТЬ: Свадьба в Кане Галилейской. Наказание неверной жены. Распятие.

   ФРАНЦУЗСКАЯ ЧАСТЬ: Париж, 1572 г. Фанатичная католичка Екатерина Медичи убеждает своего сына Карла IX подписать приказ об избиении протестантов в ночь святого Варфоломея. Девушка по прозвищу Кареглазка и ее жених Проспер Латур погибнут в резне.

   ВАВИЛОНСКАЯ ЧАСТЬ: Вавилонцы утопают в роскоши под властью мирного царя Набонида и его сына Валтасара. Валтасар спасает жизнь Девушке с гор, но когда та отвергает предателя Рапсода, отправляет ее на рынок невест. Персидский царь Кир берет город в осаду, но вынужден отступить после жестокой битвы. Однако Рапсод помогает персам проникнуть в город, пока там празднуют победу. Город, не слушавший пророчеств Девушки с гор, теперь разорен, а его жители гибнут в безжалостной резне (***).

   ► Прежде чем приступить к работе над Рождением нации, The Birth of a Nation, Гриффит снял мелодраму под названием Мать и закон (The Mother and the Law (***)), взяв за основу сюжета резню в городе Ладлоу, штат Колорадо, унесшую жизни нескольких десятков участников забастовки на шахте Рокфеллера. Фильм также имеет случайное сходство с делом Стилова, о котором писали все газеты в дни проката фильма (Стилов был приговорен к смерти и избежал казни на электрическом стуле в последний момент благодаря признанию подлинного преступника). Колоссальный успех Рождения нации, по вместе с тем и критические отзывы, которые Гриффит наверняка принимал близко к сердцу (разве его не обвиняли в расизме?), удесятерили его амбиции и раззадорили воображение; в итоге он захотел сочинить на основе Матери и закона картину, которая своим гигантским размахом и посылом вселенского масштаба заставила бы всех умолкнуть. Он принял решение обогатить современную мелодраматическую линию 3 отсылками к прошлому, 3 историческими метафорами (падение Вавилона, распятие Христа, Варфоломеевская ночь), которые должны были придать целому произведению невиданный прежде пространственно-временной размах.

   Съемки должны были продлиться 16 недель и обойтись в 400 000 долларов (огромная сумма для того времени: репортеры и вслед за ними историки кино щедро преумножили ее впятеро). Были выстроены гигантские декорации: для сцен в Вавилонском дворце (его макет достигал в высоту 45 м) главный художник по декорациям Хак Уортмен сконструировал гигантский операторский кран высотой, опять же, в 45 метров. Как пишет оператор Билли Битцер (см. БИБЛИОГРАФИЮ), «каждая сторона платформы на его верхушке имела 2 м в длину, а ширина основания достигала почти 20 м. Башня была водружена на 6 тележек, каждая стояла на 4 колесах, снятых с железнодорожных вагонов: в середине конструкции был лифт. Кран передвигался по рельсам, проложенным в достаточном отдалении, чтобы позволить камере охватить всю декорацию, на которой было собрано 5000 статистов: в особенности - людей, выстроившихся поверх огромных дворцовых стен. Эта гигантская башня на колесах ездила по рельсам; ею с крайней осторожностью управляли 25 рабочих. Другая труппа обеспечивала работу лифта, который должен был опускаться ровно, без толчков, пока кран продвигался вперед». Кадры, снятые с помощью этого механизма, стали самыми зрелищными во всем фильме.

   Отметим, что Гриффит работал без сценария и у него не было далее предварительных набросков декораций. Декорации росли с каждым днем по мере рождения у режиссера новых идей. На съемках было истрачено пленки на 76 часов экранного времени, однако прокатные копии фильма содержали 14 частей (4370 метров), что соответствовало примерно 3 часам показа. Успех в Америке и за границей был далек от ожиданий, а в особенности - от вложенных сумм. Убытки от фильма составили около половины бюджета и на долгое время загнали Гриффита в долги. Чтобы отработать хотя бы часть денег, он перемонтировал и в 1919 г. отдельно выпустил в прокат современную часть фильма под первоначальным названием Мать и закон и вавилонскую часть под названием Падение Вавилона. Провал фильма стал первым звонком для студии «Triangle», участвовавшей в его производстве. В 1918 г. она прекратила существование, проработав всего 3 года. (В следующем году Гриффит совместно с Дагласом Фэрбенксом, Мэри Пикфорд и Чаплином, основал компанию «United Artists», которой суждено будет распасться 60 лет спустя после еще одного катастрофического провала - фильма Майкла Чимино Врата рая, Heaven's Gate, 1980.)

   Долгие годы историки расходятся во мнениях относительно достоинств этой картины. При этом не происходит деления на почитателей и хулителей (никто не отрицает ее уникальной силы и масштабности); расхождение касается тех похвал и упреков, которые каждая сторона адресует фильму. Деллюк, восхищаясь картиной, все же говорит о «необъяснимой кутерьме», Митри - о «памятнике, воздвигнутом на песке». Садуль критикует «туманную идеологию этого великого человека, полное отсутствие у него чувства юмора, его педантизм самоучки», и т. д. Он высмеивает обозначения, данные персонажам, при этом довольно сильно искажая их смысл при переводе: «Возлюбленная» (The Dear One) превращается у него в «Дорогую номер один», «Покинутая» (The Friendless One) - в «Покинутую номер один». За исключением некоторых восторженных поклонников, вроде Клода Бейли (см. журнал «Ecran» за февраль 1973 г.), полагающего, что в полной мере ощутить цельность фильма можно, лишь уподобив его стихотворению Уитмена (которое вдохновило Гриффита на визуальный лейтмотив женщины у колыбели), картина восторгает прежде всего теоретиков кино; в особенности тех, кому нравится анализировать курьезы, удивительные факты и крупные катастрофы в истории кино, чтобы через них попытаться представить, каким мог бы стать кинематограф, если бы пошел в тот или иной момент по другому пути. Для таких исследователей Нетерпимость, конечно, является идеальным материалом. поскольку представляет собой самый знаменательный тупик, в который, по счастью, кинематограф поостерегся сворачивать: сработал инстинкт самосохранения.

   Нетерпимость указала кинематографистам всего мира новый путь, но по этому пути не двинулся никто (разве что Китон в Трёх эпохах, The Three Ages, 1923, да и то в виде пародии). Даже русские формалисты, на которых фильм оказал наибольшее влияние, насколько нам известно, ни разу не отважились на подобное предприятие. Пьер Бодри (в «Приключениях Идеи», см. БИБЛИОГРАФИЮ) хорошо сформулировал, в чем именно заключается уникальность картины: «Главная проблема Нетерпимости и ее отличие от подавляющего большинства фильмов в истории кино в том, что в основе ее конструкции - намеренная разнородность художественного материала… Группы персонажей и ситуаций, в реальности никак не связанных друг с другом, заключаются в одно пространство (на экран кинозала) - вот в чем вся скандальность Нетерпимости… Фильм Гриффита создает напряжение между разнородностью художественного материала и тем рациональным подходом, с которым этот материал собран и объединен».

   Всякий любитель кино (я говорю о подлинном кино, какое живет в самых долговечных своих творениях) хорошо поймет, что если бы это напряжение стало всеобщим законом, оно бы наверняка спровоцировало смерть хрупкого и постоянно подвергающегося опасностям искусства: смерть именно как искусства, смерть на всех этапах его развития. Кинематограф понял, что за 2, 3 и даже 4 часа показа невозможно рассмотреть, понять и разъяснить, а тем более - привязать к некоей отдельной и особенной теме разные исторические и политические события, бесконечно сложные сами по себе и вдобавок происходящие в разные эпохи. Он понял, что его призвание - изучать, словно под микроскопом, маленькие пространства; иногда - чуть большие, но всегда ограниченные строгими рамками и одним углом зрения (посмотрите, с какой восхитительной строгостью и точностью делается это, например, в первых Десяти заповедях, The Ten Commandments Де Милля, которые также строятся на метафорическом переносе действия в разные эпохи). Будучи по природе ближе к рассказу, чем к роману или эпопее, ближе к 1-актной пьесе, чем к трагедии в 5 актах, кинематограф уже на ранних этапах своей истории осознал, что его величие кроется в скромности, а сила - в деталях. Он почувствовал, что Идея должна отойти на 2-й план, пропустив вперед анализ и изложение фактов; и лишь это отступление может в конечном счете сослужить Идее добрую службу. Гриффит, напротив, хочет, чтобы Идея подчинила себе факты, персонажей и исторические эпохи. Он держит за аксиому, что метафора сама по себе важнее, нежели задействованные ею элементы. Однако кинематограф устроен так, что если Идея в нем получает главенствующую роль, она сводится лишь к смутной и сентиментальной избитой истине (которую, впрочем, не мешало бы повторить лишний раз), к агитаторскому призыву при каждом удобном случае восставать против любых форм пуританства, нетерпимости, несправедливости и крайнего консерватизма. Отображаемые на экране факты и события становятся простыми, неподвижными и безжизненными иллюстрациями Идеи.

   Таким образом, Нетерпимость оригинальна прежде всего своей формой. Но даже и тут оригинальность весьма относительна. Например, нельзя назвать оригинальными стили разных частей фильма. Показателен тот факт, насколько единодушны историки прежних (напр., Садуль) и новых времен (напр., Пьер Бодри) - такое единство взглядов встречается крайне редко - в указании различных стилистических заимствований (то подтверждаемых, то отрицаемых самим Гриффитом), определивших особенности формы каждой части. Эпизод с Христом вызывает в памяти Страсти, Passions - серию живых картин назидательного характера, выпущенных компанией «Pathe» около 1900 г. (в особенности ту из них, что сняли в 1902 г. Зекка и Нонге). Эпизод Варфоломеевской ночи ссылается на работы студии «Films d'Art» (***) и в 1-ю очередь - на знаменитую картину Ле Баржи и Кальметта Убийство герцога де Гиза, L'assassinat du duc de Guise, 1908, у которой Гриффит позаимствовал суровую и торжественную театральность, так впечатлившую кинематографистов всего мира, в особенности - Дрейера. Падение Вавилона явно вдохновлено первыми итальянскими историческими драмами на сюжеты античности: Камо грядеши, Quo vadis, 1912 Гваццони и Кабирией, Cabiria, 1914 Пастроне, с которыми Гриффит мечтал сравняться. Современная часть - это мелодрама в традициях бесчисленных короткометражек, снятых Гриффитом для студии «Biograph», только ей придан более ярко выраженный социальный акцент.

   Основная оригинальность Нетерпимости заключается, конечно же, в сочетании этих 4 частей. Тут уже есть огромное количество смелых и новаторских монтажных решений и принцип постоянного ускорения темпа. По ходу действия фрагменты каждой части становятся все короче. С точки зрения динамики, это ускорение усиливает драматическое содержание каждой истории. Таким образом, Гриффит облагораживает саспенс (впрочем, он не изобрел его: саспенс тесно связан с самой природой кино) и придает ему небывалый размах, тасуя эпохи и континенты. Последователи Гриффита усвоили этот урок, но воспроизводили его в более скромных масштабах. Все же отметим, что саспенс работает гораздо лучше на механическом и эпическом уровне, нежели на уровне лирическом и эмоциональном: Гриффит, в отличие от Де Милля, не обладает даром эффективно сочетать грандиозное с трогательным, монументальное с частным. В наши дни Нетерпимость представляет интерес как великолепный музейный экспонат, чья хитрая и сложная конструкция с увлечением препарирована и разобрана на части теоретиками. Но с точки зрения эстетического развития кинематографа, этот фильм стоит далеко в стороне от тех живых сил, которые позволили этому виду искусства сохраниться в веках и обозначить свою территорию.

   N.B. Существует почти столько же вариантов монтажа Нетерпимости, сколько сохранилось копий. С 1919 г. мы не располагаем целым оригинальным негативом. Гриффит бесконечно переделывал фильм, в особенности - для повторного проката в 1926 и 1933 гг. Последняя по времени из имеющихся копий была показана Раймоном Рохауэром в Нантерре в 1985 г. Это копия хорошего качества, продолжительностью 151 мин при скорости пленки 20 к/сек. Изображение на ней сопровождается настоящей оргией «тонирования», весьма модного в то время (местами оно встречается в каждом плане), но не дающего в полной мере насладиться работой Билли Битцера. К сожалению, фильм сопровождался отвратительной музыкой Антуана Дюамеля и Пьера Жансена, исполняемой оркестром из 80 музыкантов.

   БИБЛИОГРАФИЯ: Theodore Huff, Intolerance, the Film of David Wark Griffith, New York, The Museum of Modern Art, 1966. Pierre Baudry, Intolerance, description plan par plan - в журнале «Cahiers du cinema», № 231–235 (1971–1972). Текст описывает 1725 планов и включает 330 промежуточных титров. Автор использовал книгу Хаффа и 8-мм копию фильма. См. также статью Пьера Бодри «Приключения Идеи» (Pierre Baudry, Les Aventures de l'Idee в журнале «Cahiers du cinema», № 240 и 241, 1972, и в сборнике «Д.У. Гриффит» под редакцией Патрика Бриона [D.W. Griffith, Centre Georges Pompidou / L'Equerre, 1982]). В сборник также входит перевод отрывка из книги «Билли Битцер: Его история» (Billy Bitzer, His Story, New York, Farrar, Strauss and Giroux, 1973), посвященного съемкам Нетерпимости. Билли Битцер настойчиво упоминает об особом умении Гриффита играть на нервах актеров. В интересах фильма он помогает сложиться одним любовным парам и разрушает другие, разжигает соперничество за роль между актрисами и т. д. Последняя публикация о фильме на сегодняшний момент: William М. Drew, D.W. Griffith's Intolerance. It's Genesis and It's Vision, McFarland, Jefferson, 1986.

   ***

   --- Перевод заметки Джона Пима а сборнике «Monthly Film Bulletin», май 1979 г. - Прим. автора.

   --- Именно она была превращена Гриффитом и современную часть Нетерпимости. Позднее, в 1919 г. Гриффит выпустил ее как самостоятельный фильм.

   --- «Films d'Art» - студия, основанная в 1908 г. братьями Лафиттами; выпускала картины на исторические и мифологические темы, в основном - экранизации классики.